Миссионерская поездка в село Коткино

Миссионерская поездка в село Коткино

(Миссионерский дневник диакона Антония Данилова)

     Аэропорт Нарьян-Мара, -14 по Цельсию. Трудяги Севера – Ан-2 – взлетают и плавно садятся на заснеженную землю Крайнего Севера. Внушительные «крылья» поднимающихся в небо «стрекоз» МИ-8 взметают со взлетных площадок снежную крупу. В здании аэропорта достаточно людей: кто-то отправляется на отдых, кто-то в командировку, а кто-то и вовсе охотник за лучшей жизнью. У каждого свои планы, задачи, мысли… Мы со священником Артемием благополучно, без толчеи крупных аэропортов, проходим досмотр багажа, регистрируемся и направляемся в зал ожиданий. Кто-то добродушно оглядывается: батюшки куда-то летят. Да, они правы: по благословению Преосвященного Иакова, епископа Нарьян-Марского и Мезенского, сегодня мы в миссионерских целях летим в село Коткино. В ближайшее время нам предстоит на незнакомой местности исполнять заповеданное Спасителем правило учить народы и крестить их, помогая им соблюдать всё то, что несомненной истиной и неложными обещаниями Христос оставил нам в драгоценном христианскому сердцу Евангелии[1]. А вот и голос диспетчера, объявивший посадку на наш рейс. С приличным количеством вещей и церковно-богослужебной утвари, которая понадобится в служении, мы выходим на посадочную полосу. Выходим в незапланированно начавшуюся метель – первое миссионерское волнение, первые сложности. Ничего, долетим, даст Бог! И вот уже рычит, взлетая, цветастый АН-2, переправляющий нас в заждавшееся Божественной Литургии Коткино...

     29 января, суббота. На месте.

    Несмотря на то, что перелет на «Кукурузнике» в небольшую метель дался и нам, и всему экипажу нелегко, на сельском аэродроме нас ждёт теплая, душевная встреча. Иван Фёдорович Семяшкин – человек, который вместе со своей супругой Надеждой Никодимовной принимает нас под свой кров на непростой период нашей миссионерской командировки, – помог нам выгрузить вещи в волокуши. Пригласил усаживаться. Выполняя пошаговые инструкции, уже у саней я начал понимать, что мы даже не познакомились с хозяином. Тяжеловато долетели – ушли в себя. Подхожу, знакомлюсь, завязываю краткий разговор. Иван Фёдорович общается без лишних эмоций, так, будто всегда нас знал. Сурова тундра – немногословна, но глубока ментальность тундровиков-вындеров[2]…

    Благодаря резвому характеру снегоходов мы быстро оказались под хозяйским кровом, где нас ожидала приветливая и мудрая хозяюшка. При душевной основе для нашего пребывания – добродушии и гостеприимности – на стол Надежда Никодимовна уже выставила к приезду гостей материальную основу миссионерского служения: борщ из оленины да коткинские продукты с местного молокозавода, о качестве и вкусе которых нам рассказывали еще в Нарьян-Маре. Говорили еще о красоте села, но сначала подкрепиться бы…

    По мере утоления голода начинаем спрашивать хозяев о духовной и гражданской жизни села, об интересах и нравах местных жителей, оказавшихся один на один с природой посреди необъятных просторов тундры-вы[3]. В ответ рассказываем о своих задачах в поездке, спрашиваем некоторые советы по наилучшему взаимодействию с местным народом. Внезапно выясняется, что Надежда Никодимовна – главный православный «активист» в селе: и за часовней присматривает, и порядок в ней поддерживает, и акафисты по воскресеньям с другими верующими в часовне читает. Становится понятно, что через неё же доходят из Центрального благочиния до коткинцев церковная утварь, необходимая литература и святыни для того, чтобы теплился огонек православной-христианской жизни в селе, в силу острой кадровой нехватки в епархии живущего без постоянного священника. А супруг в этим по сути миссионерском и катехизаторском служении всегда ей подмога – руками, советом, «Бураном»...

Иван Фёдорович в савике́

    После обеда начинаются труды миссионеров. Некогда спать: предстоящая миссионерская неделя обещает быть насыщенной событиями, общественными и частными богослужениями, встречами и, конечно, живым общением с селянами. Присев за стол в комнате, куда нас поселили с коллегой-пастырем, вглядываюсь в заранее составленный график предстающих мероприятий и задач, заблаговременно высланный на электронную почту коткинского Сельсовета для дачи объявлений в селе. Вижу, в самом начале: «С 29 января по 5 февраля (включительно) в селе Коткино будут пребывать священнослужители Нарьян-Марской епархии – священник Артемий и диакон Антоний. Для жителей села они совершат богослужения по следующему графику:

· 30 янв., сб. – вечернее богослужение в 17.00. Знакомство и беседа с селянами после богослужения…».

    Поскольку на сегодня, на 29 января, ничего, кроме подготовки к грядущим делам, не намечено, решаю, что самое время осмотреться на местности, поговорить по душам с теми, кто встретится на заснеженных коткинских дорожках во время первой прогулки. Потом-то времени на прогулку уже не будет.

    Без поводыря не обойтись – Иван Фёдорович составляет мне компанию в прогулке по его родному селу, где он живет более 40 лет. За час с небольшим мы не спеша, останавливаясь для фотографии, полностью обошли весь населенный пункт. Под интересовавшие меня комментарии хозяина вижу привычную сельскую инфраструктуру, знакомую мне по родной данковской провинции в Липецкой области, но вижу и много примечательных и подчас неожиданных для себя вещей. Очень надеюсь, что сделанные тогда фотографии расскажут о коткинской жизни, помогут глубже осмыслить уклад жизни здешнего народа.

   В первую очередь, идём к часовне, построенной на крутом обрыве над мелководной речушкой Ви́ской. Часовня небольших размеров, совсем новая, добротно сложенная. На куполе возвышается большой деревянный крест, а от самого крыльца переброшен длинный мосток на противоположный овражный берег, теряющийся в лесу. С противоположной стороны, из лесу, светлой свечой часовня виднеется на пригорке – как духовные врата в село, как «единое на потребу» (см.: Лк.10:42).

возле часовни св. апостола Петра

    Характер жизнедеятельности работящего коткинца и его семьи - сельскохозяйственный. Коткино – это не тундра; трудолюбивые люди снимают добротные урожаи крупного картофеля, огурцов, редиса, свёклы и т.п. «огородных» культур. В награду за трудолюбие природа в теплые месяцы дарит местному жителю множество морошки, голубики, брусники, черники, клюквы... Рыбалка даёт пелядь, сига, щуку, чира – рыба в селе не переводится. В лесах много зверя, поэтому коткинцы – и охотники, и рыбаки.

    Во дворах селян компактно хранятся и дрова для жаркой печки, и хозяйственный инвентарь. Зимой двор – это снежный сугроб. Возле каждого дома – сарай или гараж для «Бурана». 

хозяйство на зимовке

теплица в ожидании лета

перезимуем!

   В силу только начинающегося миссионерско-исследовательского пути я нигде не встречал такое количество «журавелей», склонившихся над колодцами хозяев и достающими оттуда вкусную студёную воду.

   Есть в селе свой узел связи – с антеннами, локаторами, тарелками… От него не только телевизоры ловят кабельные каналы, но и Интернет прилично работает, особенно если учесть, что со всех сторон села простирается, по словам А.Сухановского, «зеленоснежная тундра». Оказалось, что в чести́ у православных жителей Коткино такие православные каналы, как «Спас» и «Союз». Некоторые смотрят только новостные сюжеты на «Первом» да православные передачи на этих каналах. Оказывается, в подобных условиях православно-христианские масс-медиа современного телерадиовещания становятся не только серьезным, но и подчас единственным источником для катехизации. Практически все местные хранят многие качества, близкие к евангельскому духу – отзывчивость, открытость…

узел связи

культурный центр

сельская здравница

    Есть и Культурный центр, специализирующийся на активном интеллектуальном и физическом развитии детей и молодежи, где ребята могут не только пообщаться друг с другом в неформальной обстановке, но и подтянуть свое здоровье. Приходя мимо, слышим добрую детскую песню об Антошке.

    А заболеет селянин – помощь окажет добрая фельдшер Поздеева Надежда Витальевна. Еще бы: фельдшер-то православная: она и на клиросе читает, и спешно зовет приехавшего батюшку освятить вверенную её попечению больницу. С гриппом, аллергией, воспалением и мн. другим она поможет, подскажет, как вернуть здравие. Да и как не вылечить, когда живет Надежда Витальевна по заповедям и не практикует детоубийство. Нет в Коткино абортария, не было и, Бог даст, не будет. Потому и рожает народ – благоденствует село! А не справится местный доктор с недугами – с молитвой направит в окружной центр, где уж точно вылечат.

    Перу Пушкину принадлежат строки, вполне описывающие уважение коткинцев к предкам:

    Два чувства дивно близки нам —
    В них обретает сердце пищу —
    Любовь к родному пепелищу,
    Любовь к отеческим гробам…

  Движимые этой любовью, собирается местный житель к обелиску возложить павшим в войне с национализмом выращенные своими руками цветы, всплакнуть да тихонько помолиться…

    В селе сохранили колхоз, который даёт округу молочные продукты.

    Добрый нрав коткинца – главное достояние села. Ввиду этого близок к душе селянина дух новозаветного учения, только бы поддерживать рядом с сердцем народа миссионерско-катехизаторскую работу.

    Многие трудности переносит селянин Севера, умеет и другим помочь. Минимум карьеристских планов – всю ставку делает на добрый труд да взаимопомощь. Не заводится вездеход у соседа – возьми мой, заблудился на незнакомых улицах диакон – садись, довезу до Семяшкиных… «А откуда знаете, что у них остановился?» - удивляюсь я. «Так все служители у них останавливаются, – улыбается провожатый под рев машины. – Да и объявление о вашем приезде давно висит».

главный источник информации

    30-31 января, выходные. Радость соборной молитвы.

    Ближе ко всенощной за окном начинает синеть бескрайнее небо и темнеть лес, но не засыпает духовная жизнь села. По тропкам и дорожкам идут в храм богомольцы. У каждого своя, не похожая ни на какую другую, жизнь, своя молитва, просьба, и только вера общая – «сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди»^[4]. А пока народ собирается, мы с о. Артемием и Надеждой Никодимовной готовим часовню к службам предстоящей седмицы. Стол, накрытый красной тканью, превращается в Престол, другой – в Жертвенник. Меняем икону, зажигаем лампады, и они тотчас отбрасывают цветастые блики на святые лики и деревянные стены святилища. Хлопотами нашей хозяйки обогреватели делают атмосферу храма уютной, домашней. Теплом наполняется дом Небесного Отца, только бы молитвой схожим образом наполнились сердца Его детей.

    Недолго остается до первой за год, с момента последнего визита священника, службы. Немного волнуюсь: нечасто приходится превращаться из диакона в псаломщика и регента (для самого себя) по совместительству. А как иначе? Если достойно почитать за службой сможет фельдшер Надежда Витальевна, то пение и устав богослужения в целом не осилит местный богомолец. Даже выпускнику духовной школы порой сложно взять на себя клиросное послушание с непривычки, не говоря про «гражданского» православного. Под легкие переживания мысленно говорю себе: пришло время воплощать заложенный духовной школой потенциал, умножать полученный талант. Отдаю чтецу-врачу кафизмы, открываю неизменяемое чинопоследование Всенощного бдения, а также заранее распечатанное и тем удобное во всех отношениях последование богослужения наряду[5] со всеми изменяемыми частями (за неимением во многих храмах и часовнях такого плана богослужебных книг это – единственный вариант). Поворачиваюсь на восток. Благослови, Владыко Господи!..

    Спокойно проходит служба, заранее проработанная в келейных условиях. Из коллекции выученных во время пения в семинарском хоре песнопений стараюсь выбирать более светлые и мажорные.

    Невольно замечаешь, что в молитве северян нет южной эмоциональности. Естественен человек Севера – что внутри, то и снаружи. А внутри у наших северян закалка к трудностям да жизненная мудрость, выражающаяся в спокойствии и разумных поступках.

    Стоят в часовенке и несколько ребятишек – от 6 до 14. Ровными свечами стоят, без капризов и «хочу посидеть». На каноне мне становится жаль их, освобождаю на мебельном ящике 2 места. Однако на предложение присесть соглашается только один ребенок, а остальные, видимо, не считают это нужным: мол, мы, отец Антоний, и не такое выносили, все стоят – и мы постоим.

    И чем дольше служба, тем больше радость от совместной молитвы, тем ощутимее прикосновение Божие, такое близкое, отеческое… Молишься в Петербурге – Господь рядом, в Нарьян-Маре – так же, приезжаешь в Коткино – и здесь Господь.

проповедь

    После окончания службы о. Артемий произносит проповедь о необходимости регулярной духовной жизни, исправлении сердца и важности молитвы, предлагает мне дополнить.

    Священник начинает исповедь, а я выхожу поговорить с прихожанином наедине, но разговору состояться не суждено: зовут обратно. Батюшка просит почитать что-то, чтобы в небольшом пространстве часовни не были слышны тайные для остальных слова исповеди. Начинаем молитвы на сон грядущим, после которых рассказываю народу о приближающемся для них Таинстве Плоти и Крови Христовых, о смысле Таинства и о должной подготовке к нему. Поскольку опыт духовной жизни есть не у всех, священник благословляет народ на молитвенную подготовку.

    Вижу, как в некоторых прихожанах удивление сменяется умилением, а затем звучат слова искренней благодарности.

   Поблагодарив пришедших на всенощное бдение селян за совместную молитву, желаем им доброй ночи и прощаемся до утра.

   Вместе с нашими благодетелями под сиреневый свет старых фонарей возвращаемся в теплое жилище, душевно разговаривая. Водители встречных снегоходов и встречающиеся соседи кивают-здороваются, отвечаем взаимностью. Радуясь происходящему, замолкаю и думаю о том, как пригождается в Заполярье весь прежний опыт – опыт воспитания в христианской семье, опыт образования, общения; вспоминаю своих преподавателей по литургическим дисциплинам в Московской духовной семинарии и Санкт-Петербургской духовной академии, научивших не только теории церковного Устава, но и заложивших в нас умение использовать богослужебные тексты в совершенно различных ситуациях, например, в таком сложном положении, в котором оказываются священник с диаконом на приходе, где долго не было богослужения, где нет необходимых для соборной молитвы книг, нет певчих и чтецов. Теперь непременно позвоню оставшимся в духовных школах друзьям и напомню им о необходимости лучше учить церковный Устав и литургические чинопоследования…

   Миновав потемневшие закоулки села, за ужином узнаем о том, как зародилась идея часовни, о местном предпринимателе Голубеве Олеге Борисовиче, на средства которого здешний оплот Православия был возведён, а также о людях, которые помогали в строительстве, например, о Савенкове Семёне Николаевиче. Рассказывают хозяева, как епископ Иаков освящал часовню и как впервые в ней служил приезжавший впоследствии священник. Хозяйка делится радостью о том, что по воскресеньям и праздникам бывает в часовенке народ – 7-10 человек, что вместе они молятся не только индивидуально, но и соборно: читают псалтирь и акафисты, оставляя на подсвечниках душистые восковые свечи. В разговоре понимаешь, какую важную функцию для православной общины в этом небольшом селе выполняет эта гостеприимная семья – серьезную мирянскую миссионерско-катехизаторскую функцию.

    По дороге к часовне сворачиваю не туда. Хозяин улыбается: «В ту сторону только котельную освящать». Этот смешной казус, пожалуй, становится единственной препоной в начинающийся воскресный день.

   По поводу сегодняшних богослужений в заранее расклеенном в Коткино объявлении было сказано: «Желающие причаститься на этой службе должны соблюдать пост в субботу (30 янв.) и ничего не вкушать и не пить с 0.00 в сам день причастия».

   На одном дыхании проходит Литургия, на которой собралось уже 23 человека. Кто-то уходит по делам после запричастного, остаются, главным образом, только причастники, приступающие к Чаше в количестве 9 человек. Было видно, что люди старались, готовились ко причастию.

    Люди в далеких, лишённых постоянного пастырского окормления, регионах (многие населенные пункты Крайнего Севера, Восточной Сибири, Дальнего Востока, границы с Казахстаном и нек. др.) не искушены́ общением с духовным сословием. В связи с отсутствием опыта регулярного общения, порой не знают, как подойти к священнику или диакону, как обратиться. Уважительно здороваются, хотя и не знают, как взять благословение. Потому и нет у них придирок и претензий к приехавшему священнику, который для такого человека – подарок Небес, в прямом смысле служитель и посланник Божий. Из всех священников он здесь – самый лучший, слово его – почти пророческий глас. Но он тут – совершенно неизвестный, для некоторых даже неприступный: «Ладно, сделаю как раньше, не буду батюшку беспокоить…». Удивляются некоторые селяне, видя священника в магазине: батюшка тоже ест?.. А по мере привыкания к временному духовнику начинают помогать ему, кто чем может: кто молока даст, кто пирожки ему в храм принесет, а кто и к себе на время командировки поселит. И если священник не только человечный, но еще и духовный, молитвенный, требовательный к себе и милосердный к народу, то стремятся к нему люди, чтобы погреться в его благодатности, доброте и отзывчивости, научиться от такого пастыря чему-то истинно спасительному…

    Это и есть отношения людей с добрым пастырем в отдаленном русском селе[6].

   После Литургии служим водосвятный молебен для 8 оставшихся прихожан. Молится священник, поёт диакон, освящается артезианская коткинская вода.

   Закрываем часовню: общественно-богослужебный день закончен, остаются частные требы, за которые, уже без меня, после подкрепления физических сил принимается о. Артемий.

    После обеда хозяева многое рассказывают о своей жизни, о положении дел в Коткино, о радостях и проблемах.

   - А это – национальная одежда коми и ненца, малица называется, – говорит хозяин, входя из прихожей в одежде истинного вындера, знакомой нам только из книг про Север.

    - А померить дадите? – спрашиваю я в надежде поучаствовать в быту и культуре северных народов.

    - Надевай, а я сфотографирую, - улыбается хозяин.

    И вот я надеваю шубу-малицу, меховые сапоги-тобуки до самого пояса, застёгиваю пояс с охотничьим ножом…

диакон Антоний – вындер (с ненецкого: тундровик)

    День в череде звонков от прихожан проходит быстро. Люди звонят для записи на огласительную беседу перед крещением или для просьбы о соборовании, звонят с духовными вопросами. Соскучились люди по молитве и обряду, заждались Таинств и треб.

    Отец Артемий отправляется в часовню крестить уже записавшихся. Результат говорит сам за себя: в сегодняшний вечер к Церкви присоединилось 13 душ.

    1 февраля, понедельник

   В понедельник, 1 февраля, состоялась моя встреча с заместителем главы села Безумовой Валентиной Викторовной. Сельсовету, по благословению владыки Иакова, переданы красочные настенные календари; получено согласие на проведение духовно-нравственных бесед в местной средней школе при разрешении со стороны школьной администрации.

с зам. главы села и главным бухгалтером

    Тотчас по выходе из Сельсовета я направился в ту самую школу, где очень надеялся провести хотя бы одну беседу. Пока о. Артемий беседует в часовне, я постараюсь множить опыт, организованно начавшийся для меня в Миссионерском отделе МДА.

    Довольно крупное для сельской школы розовое здание красовалось издали. С радушным и эмоциональным директором школы Чумаченко Ниной Георгиевной мы быстро находим общий язык вовсе не потому, что местная администрация вынесла на встречу православных миссионеров с детьми положительный вердикт, а в связи с тем, что она сама, педагог со стажем, понимает важную роль духовно-нравственного просвещения детей и молодежи.

    - Выхожу как-то из школы, - рассказывает директор, - обхожу ее сзади, а трое наших шестиклашек сидят у подножия школы и курят! Ах вы курильщики, говорю! И как вы еще школу не спалили!..

    - Больше не курили? – интересуюсь дальнейшим нравственным состоянием мальчишек.

    - Вы знаете, нет: поругались на них, провели воспитательную работу – как рукой сняло! На сегодняшний день курящих в школе нет.

    - На моей памяти — это первая школа, где нет курящих, - признаюсь я.

    Спрашиваю о том, есть ли в селе сектанты?

    - Думаю, нет, по крайней мере не замечала такого за детьми и родителями. Кстати, а какие беседы Вы нам принесли?

    Поскольку рассказывать детям можно было многое, я заранее подумал о тематике предстоящих встреч. Решил провести давно, еще в Миссионерском отделе, разработанную мной беседу на тему «Что такое Православие?», где в доступной форме ребята знакомятся с известной, но во многом таинственной для них Православной Церковью.

    Решаем провести 2 встречи: одну с учащимися 1-4 классов, другую – с ребятами 5-9 классов.

    Теплое и радушное отношение преподавателей меня уже не удивляет: в Коткино все относятся к гостям по-человечески. Не удивляет, но, как прежде, вызывает в душе благодарные чувства. А вот с ребятами в первые минуты приходилось сложнее. Не близок, не привычен учащемуся северного села священнослужитель, не знают ребята, кто он такой, как к нему обращаться, чего от него ждать. Смотрят на меня, и есть в этих взглядах и удивление, и легкий детский страх, и множество вопросов. Понимая их, пытаюсь наладить контакт. И вот уже вижу улыбку в ответ на мою улыбку, слышу ответы на вопросы. Началась обратная связь – занялась беседа, начался диалог…

    Никто не против сфотографироваться?

с учащимися младших классов

старшеклассники

    2 февраля, вторник

  Сегодня – соборование, потом освящение больницы, а также внеплановые беседы, если у народа будет желание поговорить на духовные темы.

   С утра, пользуясь солнечной погодой, мы с о. Артемием имеем тщание полностью обойти село и пообщаться с встречающимися жителями. Направляемся в прогретую и подготовленную Надеждой Никодимовной часовню на соборование.

    К моему удивлению собороваться пришли 16 человек, что втрое больше, чем я ожидал. Совершается Таинство: о. Артемий – тайносовершитель, я – на клиросе.

    Люди просят исцеления, подпевают знакомые слова молитв.

соборование

    Позже, после ужина, приветливо встречает нас со священником добрая клирошанка-фельдшер. Показывает апартаменты одноэтажной клиники и вкратце рассказывает, что причиной освящения можно считать страхи двух пациенток, возникавшие у них независимо друг от друга именно во время лечения в стационаре. Дома за собой таких неврозов и фобий не замечали.

    В процедурной замечаем больную на кушетке.

    - А что, – спрашивает отец Артемий, – больных больше нет?

    - Разве должны быть? – парирует врач. – Сейчас все выписаны, только одна женщина лечится на дневном стационаре.

     Освящаем лечебницу. Я, как и прежде, читаю и пою.

    После освящения фельдшер приглашает нас на чаепитие. Понимаю, что за приглашением стоит желание получить ответы на волнующие человека духовные, жизненные вопросы. В беседе Надежда Витальевна раскрывает перед нами свою душу, и мы долго беседуем, пытаясь понять, сказать полезное и нужное. Уходим от неё как от близкого и родного человека, которого знаем всю жизнь.

    Отец Артемий уходит чуть раньше, и я возвращаюсь домой один.

    На сегодня есть еще требы: продавец ожидает освящение магазина, а две семьи – освящения своих жилищ. И вот священническая ряса появляется сначала в дверях магазина, а потом направляется в хра́мины коткинцев.

    А тем временем началась метель – злая, свирепая, бессердечная…

    …Ночью долго не спалось. Сначала под лютое завыванье хиуса[7] все же пытаюсь уснуть, потом – не спится – начинаю записывать в приложение телефона возникающие в голове стихотворные мысли.

Под вечно серым небом тундры,

Где гнется судорожно ель,

Рассыпавшись клубами пудры,

Танцует в воздухе метель.

Засыпаны поля, дороги,

И погребён дорожный знак,

И дядя в бурки свои ноги

Упрятал наперекосяк.

Теряюсь в сумраке меж зданий,

Ориентиром - тусклый свет.

Душа ещё полна терзаний, 

И лёгких выходов уж нет.

А вьюга воет, как волчица,

В лицо кусает, как песец.

Фонарь раскачивает, злится

И лёд скрывает, как подлец.

Запутать хочет и оставить 

В погосте Коткино меня,

Но ей со мной, увы, не сладить,

И будет свет другого дня...

    

    Успокоившись в творческом самовыражении, постепенно забываюсь сном.

    3 февраля, среда

    В первой половине дня беседую со старшими школьниками, о чем писано выше.

    А после обеда начинаем собираться к службе: готовим утварь, прогреваем часовню и т.д. И вот к 17 часам в часовне больше 10 человек, а к полиелею собирается 18. Конечно, для села в 320 человек по переписи 2015 г. такое количество – невелико, но это лучше, чем я ожидал. До приезда в это жизнерадостное место думалось, что максимальная паства, ожидающая тайносовершителя, – 7-9 человек. Слава Богу, опасения не оправдались.

   По благословению о. Артемия совершаем вечерню с прибавлением акафиста апостолам Петру, покровителю часовни (построена в честь ап. Петра), и Павлу, его духоносному соратнику, «апостолу языков».

    Акафист отслужили. Выходим. Невероятная красота.

    Как и в прошлый раз, после богослужения священник исповедует, я – читаю молитвы на сон грядущим, потом отвечаю на вопросы людей, беседуем. В беседе еще и еще раз убеждаюсь, что в селе, да и в провинции вообще, гораздо реже требует человек точных доказательств вероучительных истин. Напротив, люди живут верой, доверием к слову, к честному поведению. Если посчитают человека хорошим, если ощутят его доброту, то и веру его призна́ют как свою, и в храм с ним пойдут. А станет служитель лицемерить или обманывать, тогда почувствует селянин фальшь. Отойдет, и никакими точными доказательствами его в Церковь уже не зазвать, никаком богословием не убедить.

    Вместе с хозяевами идем домой. Вспоминаем службу, радость людей и их благодарные отзывы. Вспоминаю и внимание со стороны чтеца с медицинским образованием, которая на улице заметила, как я выгибаю не очень здоровую спину, затекающую от долгого стояния на месте. Приятно, благодарю, Надежда Витальевна. От одного Вашего слова уже легче…

    И снова, несмотря на напряженный день и отсутствие метели, – бессонница, которая породила другое стихотворение.

Уж через день прощаться нужно. Хоть что-то сделать удалось, Под общий добрый отзыв дружный Мы были б рады, коль пришлось Сюда еще приехать вскоре: Кого из яслей покрестить, Кого-то в безутешном горе Соборовать и причастить. За нас молитесь – будет встреча, Коль Бог поспешествует нам. До скорого, мой друг сердечный! И мчит нас по́ снегу «Буран»…

..........................

в местной  библиотеке

      4 февраля, четверг

    Молитвенное правило с утра после бессонной ночи дается тяжело. Но к началу 3 часа становится бодрее, укрепляюсь в жизнеутверждающей атмосфере с сильными духом северянами. «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа…» - начинается служба.

    За нашей последней в этом году Литургией в Коткино причащается уже 15 человек. Сказав теплые слова на проповеди, прощаемся с селянами до новой встречи.

    А те, кто особенно не хочет расставаться прямо сейчас и желает еще продлить общение, провожает нас некоторое время. Мне самому становится жалко уезжать, но надо…

   Сегодня нам предстоит сделать еще одно важное дело: передать несколько десятков книг, полученных епархией по гранту, в дар коткинской библиотеке.

    Приходим к назначенным 18 часам: не только книги разложены, но и выделены на полках два отдельных стеллажа, к которым приделана табличка: «Религия. Православная литература». Ждем людей. К сожалению, несмотря на неоднократное заблаговременное оповещение, приходит лишь одна посетительница. Провожу презентацию литературы и в таком скромном формате. А спустя полтора месяца, уже в Нарьян-Маре, в переписке с библиотекарем Любовью Михайловной узнаю, что она показывает им привезенную литературу. Надеемся, что прорастёт то духовное зерно в полный колос.

    От культуры – к реальности. Напоследок узнаем страшную и, одновременно, выдающуюся историю спасения жизни и душ трех селян, которую рассказывает нам один из местных жителей, пожелавший остаться инкогнито.

     Дело было в 1992 г. Три родных брата собрались на снегоходах ехать из Коткино в п. Индига по обычным сельским делам. Но стоило им выехать, началась метель, да такая, что примерно километров через 20-25 ехать они больше не могли – занесло. Вернуться обратно тоже не смогли: перекрыла злая непогода все тропы и пути. Вокруг путешественников пустовала лишь страшный тундра – ни домов, ни одной живой души. А метель в тундре – не на «большой земле»: если начнет хлестать, то надолго. Рискуя замерзнуть на месте, братья двинулись вперед по глубокому снегу пешком, но самое ужасное, что двинулись наугад – не было ни ориентиров, ни вешек, указывающих направление дорог в тундре, ни компаса. А метели нет ни конца, ни края, и оставленные «Бураны» уже намертво занесло-запорошило. Голодные, до смерти напуганные непогодой и мыслями об исходе дела, они насилу преодолевали ветер и сугробы, голод и сонливость. Где-то буквально ползли по глубокому снегу, там, где идти было почти невозможно.

     Первые 4 суток из них днем и ночью выла и хлестала по лицу метель. При этом в начале своих мучений, на третьи сутки, двое временно ослепли от бесконечной белизны снега, и 6 дней они передвигались во тьме, ведомые третьим, захватившим с собой темные очки, которые помогли сохранить драгоценное в этой ситуации зрение. Покупайте такие японские капли, чтобы ваше зрение всегда было острым, а глаза - здоровыми. Оставшиеся без еды, мужчины только чай пили, взятый с собой в термосе да ели снег. Спали по 15-20 минут: один дремлет на снегу, двое стоят рядом по колено в сугробе под завывание метели, караулят. Потом откапывают занесенного вьюгой брата – «спать» ложится следующий. Через неделю, блуждая по лесотундре, зрячий путевождь увидел на березе чагу – древесный гриб, заварив который в имеющемся чайнике, несчастным удалось немного подкрепиться телесно и найти силы пойти дальше. До сих пор они считают, что сам Бог дал им силы через этот древесный питательный чай.

     В последние сутки начались галлюцинации: видели сквозь ослепшие очи какое-то сияние, слышали голоса, звавшие назад… Хорошо, что каждый видел и слышал свои, отличные от других, «страхования», и тем братья убеждались, что это игра воспаленного подсознания. Но самое страшное в той ситуации – это не ужасная головная боль, а полная неизвестность: куда идем? дойдем ли?..

     В последние сутки пути, понимая, что дело зашло слишком далеко, зрячий брат пошел вперед один, надеясь найти хоть что-то, хоть какую-то надежду на жизнь. Отойдя совсем немного, они увидел эту спасительную надежду: еще не остывший «Буран» стоял посреди деревьев, дожидаясь своего хозяина, находившегося, судя по всему, по близости. Слезы радости брызнули из глаз измученного путника, и он, как мог, поспешил поторопить двух других братьев пойти вперед, навстречу жизни!..

     - И так чудом обретенный водитель довёз вас до Индиги? – спрашиваю собеседника.

   - Если бы до Индиги! Оказалось, что мы ушли гораздо северо-западнее и оказались рядом с д. Белушье. Чудом наткнулись на неё вслепую! Мы были уже без сил, хотя все равно шли, замерзшие, не чувствуя уже ног, пальцев, слепые, как котята… На месте люди помогли, чем могли и вызвали вертолёт, который и довез до Нарьян-Мара. Спали потом почти трое суток. Похудели на 25 килограмм. А после нас настрадавшиеся жёны молоком отпаивали – желудок пищу не принимал…

      В завершении рассказа собеседник-пенсионер поведал, что так начался для всех троих христианский переворот в жизни, перетекший в воцерковление. В беде получили первый опыт молитвы. Всю жизнь помнят, как тогда в 92-м их Бог спас... Эта история из разряда тех, которые не требуют комментариев. Дивен промысл Господень, дивно желание жить и не сдаваться семи смертям назло!

     

 путь чудом спасшихся

    Эпилог

    На следующий день, в пятницу, мы вылетели на АН-2 в Нарьян-Мар.

    Заканчивается глава миссионерского дневника, но не заканчиваются на этом миссионерские труды. Если даст Бог, и если доверит архиерей – будут еще поездки, встречи, беседы, богослужения в отдаленных селах и деревнях. Будем учиться на прежних своих ошибках и памятовать как прежний положительный опыт, так и советы наставников наших.

    И всем моим коллегам-выпускникам, распределенным в 2015 году в епархии, где так нужны ревностные служители Божии, молитвенно желаю всеобъемлющей помощи Божией, мудрости, терпения в трудах – и, самое главное: веры!

диакон Антоний Данилов, миссионер Нарья-Марской епархии.